Каталог статей
А что с реактором?
А тем временем на ЧАЭС работа шла полным ходом. Необходимо было после того, как реактор догорел, сбросить все обломки урана и графита с крыш и собрать их по всей территории. Но сначала – несколько слов об устройстве реактора.
Реактор представляет собой огромный котлован, заполненный графитом. Стенки, дно и крыша реактора сделаны из свинца (Свинец – практически единственное вещество, которое не пропускает радиацию). В графите сделаны отверстия, в которые вкладываются стержни уранового топлива. Благодаря ядерной реакции выделяется громадное количество тепла. (Кусок урана величиной с ладонь содержит больше энергии, чем целый железнодорожный состав каменного угля, а, кроме того, АЭС, в отличие от ТЭС, не сжигает атмосферный кислород и не загрязняет атмосферу). Тепло подаётся на паровые турбины, которые вырабатывают ток. Турбины расположены в здании над реактором. Сверху реактор закрыт крышкой. Силой взрыва эту крышку выбило, и всё внутри начало гореть.
В первые дни к реактору нельзя было подойти, поскольку температура в нём достигала 5 тысяч градусов. В это время над АЭС висело радиоактивное облако, которое разносил ветер. Облако три раза обогнуло земной шар, в результате много радиации разнеслось по всей Европе. Больше всего, конечно, досталось Украине и Белоруссии.
Тем временем ликвидаторы пытались хоть как-то пригнать облако к земле. С вертолёта реактор бомбили песком, поливали водой. Но всё было очень малоэффективно, и в воздухе оказалось 77 кг радиации. А это равносильно тому, как на АЭС сбросили бы сотню(!) атомных бомб, причём одновременно.
Когда реактор выгорел, нужно было собрать все обломки урана и графита. Все работы велись вручную. Ликвидаторы в противогазах и костюмах из свинца сгребали лопатами и выбирали руками куски радиоактивного вещества, сбрасывали их в сгоревший реактор. После очистки территории начались работы по сооружению над реактором саркофага (огромной коробки) с целью недопущения утечки радиации. Сейчас разрабатывается и осуществляется проект "Укрытие”, по которому четвёртый реактор полностью опустят под землю, и он навсегда перестанет быть головной болью.
Вокруг саркофага.
Эхо Чернобыльской трагедии прозвучало во всех уголках планеты, испытание Чернобылем прошел каждый человек, который хотя бы однажды задумывался над случившимся.
Еще недавно здесь стоял «рыжий лес». Теперь его нет желтый песок, и равнина где не растет ни трава, ни кусты, ни деревья. «Рыжий лес» принял на себя удар ядерной стихии. Лес похоронен. Убрана даже почва. Одно, лаконичное слово – дезактивация.
Город без жителей умирает быстро. Еще недавно Припять искрилась весельем, из окон, распахнутых на встречу весне, лилась музыка, сновали по улицам "жигули" и "москвичи", в парках и скверах резвились ребятишки.
Сегодня город встречает, закрытыми фанерными щитами витринами магазинов, сеткой от кроватей упавших с грузовика, и тишиной.
Мир не оставил без внимания Чернобыльскую трагедию. Многие страны приняли участие в оказании помощи ее жертвы. Тысячи детей были отправлены в специальные реабилитационные центры.
Сегодня в зону Чернобыля возвращаются те, кто много лет назад покинул ее, спасаясь от последствий аварии. Туда возвращаются те, кому некуда было идти, те в ком тоска по дому сильнее страха за жизнь и здоровье.
Мы все должны быть настороже, чтобы никогда не повторилась Чернобыльская трагедия, всколыхнувшая весь мир, чтобы не пролились слезы тысяч безвинных людей, пострадавшей из-за беспечности единиц людей.
После аварии на ЧАЭС многие выступали за её закрытие. В декабре 2000 года её закрыли из-за устаревшей и несовершенной системы безопасности.
Но что же с радиацией, отнявшей у Украины сотни гектаров земель? Период распада разных радиоактивных частиц различен – от восьми минут до сотен тысяч лет, но почти все они (кроме урана) распадаются в течении 30 лет. Так что вполне вероятно, что через 15-20 лет в Чернобыль и Припять вернутся и снова будут жить люди, и они снова станут красивыми городами...
Анализ аварии на ЧАЭС
Психологическая неготовность воспринять масштаб произошедшей аварии, сама возможность которой оставалась для эксплуатационников и большинства разработчиков за рамками реальности, полностью проявилась в первые минуты и часы после аварии.
Судя по свидетельствам и воспоминаниям, руководство и персонал станции при первых же осмотрах аварийного блока увидели полностью разрушенный реакторный зал, разбросанные на значительном расстоянии графитовые блоки замедлителя, другие признаки, свидетельствующие о неординарном характере аварии. Тем не менее, информация с места долго оставалась в рамках «хлопки в реакторном зале» и т.п. Непрерывная связь со станцией из кабинета начальника Главатомэнерго Веретенникова с главным инженером ЧАЭС Фоминым создавала картину ограниченной аварии, на основании которой следовали упорные советы подавать охлаждающую воду в реактор. В результате вся подаваемая вода попадала в приямки и затопляла минусовые отметки всех сообщающихся помещений блоков станции. Любая вразумительная информация о характере и масштабе разрушения неизбежно сформировала бы распоряжение сверху если не о немедленной эвакуации жителей г. Припять и окружающих населенных пунктов, то, во всяком случае, о немедленной подготовке к эвакуации.
Реальное осознание произошедшего у членов правительственной комиссии, добравшейся до окрестностей станции к вечеру 26 апреля, появилось лишь при виде зарева пожара над четвертым блоком. После первой же информации от членов группы аварийной поддержки, о радиационной обстановке и пострадавших стали ясны масштаб аварии и характер первоочередных действий. На заседании комиссии еще до полуночи было принято однозначное решение об эвакуации г. Припять и даны необходимые распоряжения по ее обеспечению. Как известно, все было подготовлено к середине следующего дня.
Неподготовленность к столь масштабной аварии проявлялась на всех стадиях ее нейтрализации и ликвидации последствий и во всех слоях и звеньях участников и руководства. Формально существовавшая система аварийного планирования и мер аварийной защиты, в том числе служба гражданской обороны, оказались совершенно неэффективными.
Системные действия формировались правительственной комиссией на ходу на основании текущего анализа событий и накапливающейся информации, эффективность действия каждой службы определялась грамотностью руководства и профессиональными навыками участников соответствующих команд. Это относится к эксплуатационному персоналу, пожарным, медикам, дозиметристам, метеорологам, летчикам и другим конкретным специализированным группам. Психологическая неготовность к действиям в реальных условиях аварии неожиданно проявилась и у руководства санитарной службы страны. Формально пользуясь «критериями аварийного вмешательства», их представители практически последними признали необходимость срочной эвакуации населения г. Припять, хотя динамика изменения радиационной обстановки и понимание характера аварии делали ситуацию предельно очевидной.
За прошедшие годы было достаточно сказано о неготовности всей системы власти вплоть до ее верхних эшелонов к восприятию случившегося и к практическому реагированию, соответствующему грозным реалиям. Прямой противоположностью этому исходному состоянию неготовности стала уникальная способность централизованной системы управления мобилизовать ресурсы и людей для решения всех проблем и задач, которые возникали и формировались в ходе ликвидации аварии. Случись, не дай Бог, что-то подобное в наше время, сейчас, никакое МЧС, несмотря на приобретенный опыт ликвидации последствий разного рода катастроф, включая техногенные, не могло бы столь стремительно мобилизовать необходимые ресурсы. Ресурсы – научные и конструкторские, находящиеся сейчас в "загоне", патриотические и материальные. Патриотизм, милосердие, желание помочь ближнему и другие добрые порывы всё менее и менее проявляются в настоящей "рыночной", а больше базарной жизни.
Не выходя на уровень общественно-политических категорий и оценок, выделим ряд системных факторов, сделавших аварию возможной.
Во-первых, это переход атомных станций из подчинения полувоенного атомного ведомства в гражданское общеэнергетическое ведомство. Признавая многие недостатки закрытой системы Министерства среднего машиностроения, можно утверждать, что отдаление эксплуатации атомных электростанций от квалифицированной базы со своим набором «компенсационных» механизмов, настроенных на специфику ядерной технологии, сыграло свою отрицательную роль.
Во-вторых, форсирование развития атомной энергетики при объективной ограниченности средств создавало хроническую недостаточность технической базы, на которую опиралось обоснование принимаемых проектных и конструкторских решений. Примеров этому можно привести очень много, но достаточно обратить внимание лишь на один, напрямую связанный с катастрофическим развитием аварии. Недостаточность вычислительных средств, которыми располагали разработчики атомных станций, не позволила получить достоверные значения парового коэффициента реактивности реактора. Экспериментальные исследования на стадии проектирования не могли исправить этот недостаток из-за чрезмерной дороговизны представительных экспериментов. После аварии правильный вид зависимости парового коэффициента был получен довольно быстро на ранее недоступной вычислительной базе.
В-третьих, система независимого государственного надзора за безопасностью атомной энергетики была организована слишком поздно. К моменту аварии эта система еще не успела сформироваться и квалифицироваться. Конкретной иллюстрацией тому стали действия инспектора – резидента по ядерной безопасности на Чернобыльской АЭС, который никак не отреагировал на совершенно неприемлемую по канонам ядерной безопасности программу испытания турбогенератора в режиме выбега.
В-четвертых, при рассмотрении в послеаварийный период прямых причин аварии (как причин «аварийного события», так и причин «катастрофического развития аварии») совокупность этих причин обобщалась понятием низкой «культуры безопасности», что можно заменить выражением низкой «культуры ядерной технологии». Это проявилось и на стадии разработки, и на стадии эксплуатации, а также и в сфере административного управления. Этот фактор по его сути следует отнести к системным.
Остро и заинтересованно обсуждались в послеаварийный период непосредственные причины аварии, поскольку их разбор прямо переходил к выявлению виновных, а затем и к наказаниям.
Следствием такого подхода стал и суд над эксплуатационниками (включая инспектора по ядерной безопасности ГАЭН), которые были обвинены в нарушениях, обусловивших возникновение самого факта аварии.
|
| Категория: Статьи | Добавил: montaque (14.04.2010)
E
|
| Просмотров: 1886
| Рейтинг: 5.0/1 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] |
| Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
 |
| <ЧАТ> |
|
|
|
|
